"Дальний Восток: жизнь на краю".

  

Владивосток – это какое-то воплощенное противоречие: океанская ширь, до самого горизонта холмы в легкой дымке, и – зажатые этими сопками узкие улочки, почти тропки, если, например, смотреть на город с знаменитого нового моста через бухту Золотой Рог. 

Вся эта противоречивость не могла не сказаться на самосознании здешних жителей.  Приморцы – люди странные: в Москве их всё время порываются спасать от китайской угрозы,  жалеют – а они-то на москвичей глядят свысока, они самодостаточны, они одновременно прагматики и мечтатели.

В истории Приморского края очень важен был образ Никанского царства. С этого образа начался приход  русских в этот регион. Когда Хабаров взял в плен китайца на Амуре, он сообщил, что есть отдельное царство, и там золотая гора находится. Этот слух о золотой горе, конечно, сильно возбудил московское правительство. И  последующие поиски способствовали лучшему узнаванию этой территории. Сейчас, когда говорят о Никанском царстве, корейцы говорят: о, это про нас, японцы говорят: о, это мы. Интерес к этому региону через Никанское царство был довольно большой. Потом этот, познавательный образ преломился, Марко Поло стал его раскрывать через образ Земли Тындук. В 18 веке, в 19 веке это  Никанское царство трансформировалось в беловодскую легенду, и старообрядцы, переселявшиеся в Приморье, искали Беловодье. Эта мифология, конечно, отпечаталась на ментальности населения, поиск чего-то необычного, поиск чудесного, открытие своего в чужом. Кажется, что где-то на краю земли есть люди, похожие на тебя, и есть может быть надежда, что здесь будет лучше.  

Люди, здесь живущие, накопили большой опыт взаимодействия со странами Востока. Потому что уже третье, четвертое, пятое, шестое поколение. И мне кажется, наступает момент востребованности этого опыта. В связи с тем, что Владивосток определен в качестве центра международного сотрудничества. Весь вопрос, как будет проходить эта конвертация опыта. У Арсеньева в его наследии есть важный момент: он был озабочен той разобщенностью, которая присутствовала в русском обществе  накануне революции. И вот сравнивая с восточными культурами, он обращал на это внимание. И мне кажется, что люди, живущие сейчас, вот этот урок должны принять к сведению. Для того, чтобы понять Приморье, нужно побывать в разных уголочках, погрузиться в лабиринт троп, дорог и почувствовать природу.  
 «- Тебя как зовут? - спросил я незнакомца.

   - Дерсу Узала, - отвечал он.

 …Что-то   в   нем   было   особенное,

оригинальное. Говорил он просто, тихо, держал себя скромно, не  заискивающе. Мы разговорились. Он долго рассказывал мне про свою жизнь, и чем  больше  он говорил, тем  становился  симпатичнее.  

   …Звезды на небе переместились и показывали далеко за полночь. Часы  летели за часами, а мы все сидели у костра и разговаривали. Говорил больше Дерсу, а я его слушал, и слушал с удовольствием. Он рассказывал мне про  свою  охоту,про то, как раз он попал в плен к хунхузам, но убежал  от  них.  Рассказывал про свои встречи с тиграми, говорил о том, что стрелять  их  нельзя,  потому что это боги, охраняющие женьшень от  человека…»

Фрагмент из очерка Владимира Арсеньева о нанайском охотнике Дерсу. 

На Дальнем Востоке у нас есть возможности создания нового уклада. Если Россия будет чувствовать, что именно в этом регионе проходит передний край, именно здесь решаются важные вопросы будущего, то, наверное, повторится тот рывок, который происходил в советский период, в 30 годы, когда большое количество людей сюда переселялось, и была надежда, что индустриализация этого края пойдет семимильными шагами. Поэтому, безусловно, в том, что начато, видится какая-то опорная точка для того, чтобы можно было консолидировать общество. Конечно, это не более, чем возможность. Эта возможность, чтобы она была реализована, здесь очень много составляющих элементов, которые связаны с организацией диалога, как будет протекать этот диалог. Может быть это не диалог, а полиалог, поскольку, как я сказал, мир миров этот регион.  Безусловно, у русской культуры, классической русской культуры, я не имею в виду массовую культуру – классическую, имеется большой потенциал для того, чтобы эта консолидация состоялась. Но это требует особой политики идентичности, это требует более тщательного отношения к тому наследию, которое в регионе имеется. Самое главное, это требует энтузиазма со стороны интеллигенции.